IV
Через месяц над могилой усопшей воздвиглась каменная часовня. Над могилой ямщика все еще не было камня, и только светло-зеленая трава пробивала над бугорком, служившим единственным признаком прошедшего существования человека.
— А грех тебе будет, Серега,— говорила раз кухарка на станции,— коли ты Хведору камня не купишь. То говорил: зима, зима, а нынче что ж слова не держишь? Ведь при мне было. Он уж приходил к тебе раз просить, не купишь, еще раз придет, душить станет.
— Да что, я разве отрекаюсь,— отвечал Серега,— я камень куплю, как сказал, куплю, в полтора целковых куплю. Я не забыл, да ведь привезть надо. Как случай в город будет, так и куплю.
— Ты бы хошь крест поставил, вот что,— отозвался старый ямщик,— а то впрямь дурно. Сапоги-то носишь.
— Где его возьмешь, крест-то? из полена не вытешешь?
— Что говоришь-то? Из полена не вытешешь, возьми топор да в рощу пораньше сходи, вот и вытешешь. Ясенку ли, что ли, срубишь. Вот и голубец будет. А то, поди, еще объездчика пой водкой. За всякой дрянью поить не наготовишься. Вон я намедни вагу сломал, новую вырубил важную, никто слова не сказал.
Ранним утром, чуть зорька, Серега взял топор и пошел в рощу.
На всем лежал холодный матовый покров еще падавшей, не освещенной солнцем росы. Восток незаметно яснел, отражая свой слабый свет на подернутом тонкими тучами своде неба. Ни одна травка внизу, ни один лист на верхней ветви дерева не шевелились. Только изредка слышавшиеся звуки крыльев в чаще дерева или шелеста по земле нарушали тишину леса. Вдруг странный, чуждый природе звук разнесся и замер на опушке леса. Но снова послышался звук и равномерно стал повторяться внизу около ствола одного из неподвижных деревьев. Одна из макуш необычайно затрепетала, сочные листья ее зашептали что-то, и малиновка, сидевшая на одной из ветвей ее, со свистом перепорхнула два раза и, подергивая хвостиком, села на другое дерево.
Топор низом звучал глуше и глуше, сочные белые щепки летели на росистую траву, и легкий треск послышался из-за ударов. Дерево вздрогнуло всем телом, погнулось и быстро выпрямилось, испуганно колебаясь на своем корне. На мгновенье все затихло, но снова погнулось дерево, снова послышался треск в его стволе, и, ломая сучья и спустив ветви, оно рухнулось макушей на сырую землю. Звуки топора и шагов затихли. Малиновка свистнула и вспорхнула выше. Ветка, которую она зацепила своими крыльями, покачалась несколько времени и замерла, как и другие, со всеми своими листьями. Деревья еще радостнее красовались на новом просторе своими неподвижными ветвями.
Первые лучи солнца, пробив сквозившую тучу, блеснули в небе и пробежали по земле и небу. Туман волнами стал переливаться в лощинах, роса, блестя, заиграла на зелени, прозрачные побелевшие тучки спеша разбегались по синевшему своду. Птицы гомозились в чаще и, как потерянные, щебетали что-то счастливое; сочные листья радостно и спокойно шептались в вершинах, и ветви живых дерев медленно, величаво зашевелились над мертвым, поникшим деревом.
Иллюстрация к повести Л. Н. Толстого «Три смерти». Рис. А. И. Лебедева, 1891
Благодарим за прочтение произведения Льва Николаевича Толстого «Три смерти»!
Читать все произведения Льва ТолстогоНа главную страницу (полный список произведений)
«Онлайн-Читать.РФ», 2017-2022Обратная связь
III
Пришла весна. По мокрым улицам города, между навозными льдинками, журчали торопливые ручьи; цвета одежд и звуки говора движущегося народа были ярки. В садиках за заборами пухнули почки дерев, и ветви их чуть слышно покачивались от свежего ветра. Везде лились и капали прозрачные капли… Воробьи нескладно подпискивали и подпархивали на своих маленьких крыльях. На солнечной стороне, на заборах, домах и деревьях, все двигалось и блестело. Радостно, молодо было и на небе, и на земле, и в сердце человека.
На одной из главных улиц, перед большим барским домом, была постелена свежая солома; в доме была та самая умирающая больная, которая спешила за границу.
У затворенных дверей комнаты стоял муж больной и пожилая женщина. На диване сидел священник, опустив глаза и держа что-то завернутым в епитрахили. В углу, в вольтеровском кресле, лежала старушка — мать больной — и горько плакала. Подле нее горничная держала на руке чистый носовой платок, дожидаясь, чтобы старушка спросила его; другая чем-то терла виски старушки и дула ей под чепчик в седую голову.
— Ну, Христос с вами, мой друг,— говорил муж пожилой женщине, стоявшей с ним у двери,— она такое имеет доверие к вам, вы так умеете говорить с ней, уговорите ее хорошенько, голубушка, идите же.— Он хотел уже отворить ей дверь; но кузина удержала его, приложила несколько раз платок к глазам и встряхнула головой.
Гаремы самодуров
Рязанский самодур князь Гагарин владел гаремом, состоявшим из семи девок и двух цыганок. В обязанности последних входило научение крестьянок зажигательным пляскам и душевным песням. Растленные в совсем юном возрасте серальки Гагарина жили в жесточайших условиях. Они были лишены всякой свободы вплоть до того, что им запрещалось даже смотреть в окно. За любое непослушание они подвергались насилию и избиению, а перед гостями барина должны были разыгрывать счастье, петь и не помнить об унижениях и побоях.
Ещё одним психически нездоровым помещиком слыл генерал Лев Измайлов, против которого даже пытались завести уголовное дело.
Этот своенравный господин любил устраивать пьяные торжества, в кульминации которых к гостям выходили гаремные девицы. Но если посетителей поместья было много, дворянин отправлял своего управляющего за новыми жертвами, в роли которых выступали как девушки, так и замужние крестьянки.
Однажды количество приглашенных на праздник было столь велико, что Измайлов велел своему приближенному отправиться за дополнительной партией сералек в соседнюю деревню. Но местные мужчины взбунтовались против такого беспредела, и даже избили посланника дворянина. В ответ на это Измайлов уничтожил всё поселение, предал огню их дома, посёк всех мятежников и всё-таки добился своего.
Число постоянных наложниц генеральского гарема равнялась 30, хотя его состав непрестанно обновлялся.
Для исполнения «прихотливых связей» отбирались девочки 10 -12 лет, которые спустя какое-то время сменялись более молодыми серальками. Из всех растленных девиц Измайлова самая незавидная судьба была у Нимфодоры Хорошевской, которая в возрасте 13 лет после безжалостных избиений стала достоянием его гарема. Проведя в нём три месяца, она была сослана на каторжные работы на поташный завод. Но самое страшное то, что впоследствии следователи выяснили, что это бедная девочка приходилась Измайлову дочерью, мать которой в своё время тоже была его сералькой.
Рассказ Тургенева «Муму». О чём писал автор
В своём повествовании автор выделяет несколько основных героев, каждый из которых играет свою роль в поиске ответа на вопрос «За что Герасим утопил Муму».
Герои рассказа:
- Центральный герой рассказа — глухонемой крепостной дворник Герасим, не имеющий ничего в жизни: ни дома, ни близких. Единственное, что скрашивало его однообразную тяжёлую жизнь, была любовь к прачке Татьяне.
- Прачка Татьяна — тихое и забитое существо, осознающее и принимающее своё бесправие.
- Хозяйка Герасима и Татьяны — властная и капризная барыня, жестокие прихоти которой должны были исполняться тотчас же. Крепостных она за людей не считает и её жестокое отношение к Татьяне, которую она насильно приказывает выдать замуж за алкоголика Капитона, тому пример.
- Муму — маленькая дворняжка, спасённая главным героем рассказа от неминуемой смерти и являвшаяся его единственным близким и преданным ему существом.
Однажды Герасим совершенно случайно спасает тонущего щенка. Он даёт собачке кличку Муму и оставляет его себе. Зачем же он делает это? Трогательная забота и нежность, которую проявлял главный герой к Муму, может сравниться лишь с заботой матери о собственном ребёнке. Не имея близких и друзей, Герасим находит родную понимающую его душу в этой маленькой преданной собачке.
Это весьма необычное поведение главного героя — во времена крепостного права отношение к животным было исключительно потребительское. Собаки не пользовались особой любовью у хозяев и предназначались лишь для охраны двора.
Эгоистичной, думающей только о себе барыне был важен лишь собственный покой. Поэтому услышав ночью лай Муму, она приказывает избавиться от собачки. Животное похищают и увозят, но преданная собачка перегрызает путы и возвращается к любимому хозяину. И когда барыня обнаруживает Муму во дворе во второй раз, она приказывает утопить несчастное животное.
Безусловно, приказ барыни мог выполнить любой из дворовой челяди, но расправиться с Муму вызывается сам Герасим.
Так зачем Герасим утопил Муму вместо того, чтобы предпринять какие-то действия по спасению дорогой ему собачки? Почему не отпустил её на волю, сохранив тем самым жизнь? Ответ на этот вопрос заложен в самой сути жестокого крепостного права.
Гарем Юсупова
Достоверно неизвестно, но многие знаменитые личности XIX века отмечали в своих воспоминаниях, что у князя Николая Юсупова — большого эстета и богатейшего человека Российской империи, имелся свой собственный гарем из крестьянок.
Особенность этого сераля заключалась в том, что все его наложницы обладали неимоверной красотой и в обязательном порядке обучались балету. Для повышения профессионализма сералек Юсупов пригласил на должность преподавателя известного балетмейстера Йогеля.
Князь весьма дорожил своим женским коллективом, который он представлял гостям в дни шикарных празднеств. На протяжении всего торжества дворовые девушки танцевали, а в конце, когда Николай Борисович подавал секретный сигнал, девицы скидывали с себя театральные костюмы, и представали перед собравшимися похотливыми стариками в обнаженном виде. В этот самый момент князь вставал, и демонстративно долго аплодировали своей труппе, его примеру следовали все приглашённые, которые вместе с ним участвовали в последующей оргии.
Три смерти
Однажды осенью по большой дороге ехали два экипажа. В передней карете сидели две женщины. Одна была госпожа, худая и бледная. Другая — горничная, румяная и полная.
Сложив руки на коленях и закрыв глаза, госпожа слабо покачивалась на подушках и покашливала. На ней был белый ночной чепчик, прямой пробор разделял русые, чрезвычайно плоские напомаженные волосы, и было что-то сухое и мертвенное в белизне этого пробора. Вялая, желтоватая кожа обтягивала тонкие и красивые очертания лица и краснелась на щеках и скулах. Лицо госпожи выражало усталость, раздраженье и привычное страданье.
В карете было душно. Больная медленно открыла глаза. Блестящими тёмными глазами она жадно следила за движениями горничной. Госпожа упёрлась руками в сиденье, чтобы подсесть выше, но силы отказали ей. И все лицо ее исказилось выражением бессильной, злой иронии. Горничная, глядя на неё, кусала красную губу. Тяжёлый вздох поднялся из груди больной и превратился в кашель.
Продолжение после рекламы:
Карета и коляска въехали в деревню, больная, глядя на деревенскую церковь, стала креститься. Они остановились у станции. Из коляски вышли муж больной женщины и доктор, подошли к карете и участливо осведомились:
«Видно, страшна стала, — думала больная. — Только бы поскорей за границу, там я скоро поправлюсь».
Карету заложили, но ямщик мешкал. Он зашёл в душную, тёмную ямскую избу. Несколько ямщиков было в горнице, кухарка возилась у печи, на печи лежал больной.
Впалые, тусклые глаза Федора с трудом поднялись на парня, в груди его что-то стало переливаться и бурчать; он перегнулся и стал давиться кашлем.
Серега живо скинул свои прорванные сапоги и швырнул под лавку. Новые сапоги дяди Федора пришлись как раз впору.
Брифли существует благодаря рекламе:
В избе до вечера больного было не слышно. Перед ночью кухарка влезла на печь.
Ночью в избе слабо светил ночник, все спали, только больной слабо кряхтел, кашлял и ворочался. К утру он затих.
— Чудной сон видела, — говорила кухарка наутро. — Будто дядя Хведор с печи слез и пошёл дрова рубить. Что ж, говорю, ты ведь болен был. Нет, говорит, я здоров, да как топором замахнётся. Уж не помер ли? Дядя Хведор!
Родных у больного не было — он был дальний, потому на другой день его и похоронили. Настасья несколько дней рассказывала про сон, и про то, что первая хватилась дяди Федора.
Параметры сералек
Однозначных параметром, по которым девушки отбирались в гарем, не было. Всё зависело от личных предпочтений барина.
Однако чаще всего серальками становились незамужние девицы, не утратившие девичьей чести. Многие помещики считали своей почётной обязанностью лишить их целомудрия, став первым мужчиной в их жизни. Одни питали слабость к совсем юным созданиям, другим нужны были умудрённые опытом особы.
Красота, как относительное понятие, не являлась определяющим фактором для отбора наложниц. Таким образом, становится, очевидно, что попасть в число наложниц могла любая крестьянка вне зависимости от возраста и внешних данных, ведь для барина главное было насытить свою похоть. Хотя бывали исключения, когда дворяне создавали специализированные гаремы, куда отбирали девушек с определёнными параметрами.
Почему Герасим утопил Муму
Герасим был крепостным с рождения. Бесправное положение казалось для него естественным. Мысль о том, что он может принимать решения о своей судьбе самостоятельно, даже не приходит ему в голову. Сначала, по прихоти барыни, он был взят из деревни в усадьбу. Следующей потерей главного героя рассказа была прачка Татьяна, безответная глубокая любовь к которой была смыслом его жизни.
Когда Герасим решил утопить Муму, он уже понимал, что привязанность к этой маленькой собачке сделала его зависимым от чувств. Каждая потеря в жизни главного героя причиняла ему невыносимые страдания, и он не желал больше испытывать эту боль. Так зачем он лично решил лишить жизни собачку, к которой был так трогательно привязан? Зачем он покорился воле взбалмошной старухи, даже не предприняв попытки каким-то образом спасти дорогое ему существо?
Рождение и жизнь в статусе крепостного крестьянина также сыграло свою роль. Получив воспитание крепостного крестьянина, наш герой психологически осознавал и принимал безграничную власть барыни над собой и своей жизнью. Он понимал, что ослушание приказу может повлечь более жестокую кару как для Муму, так и для самого Герасима. И, страшась страданий своих и единственного близкого существа, решил исполнить жестокий приказ сам, выбрав для этого наиболее лёгкий, на взгляд Герасима, способ убийства собачки.
В итоге Герасим потерял все, что было дорого ему в жизни. И единственный самостоятельный поступок, который совершает в отчаянии главный герой — уходит в деревню.
Автор в конце рассказа пишет, что больше Герасим никогда не заводил собак и прожил свою жизнь бобылём. Он понимал, что уязвимым его делают чувства любви и привязанности, и больше не хотел ни с кем сближаться, пускать кого-то в свою душу и сердце. И единственное спасение от кажущихся ему неминуемых потерь он видел в одиночестве.
Возможно, таким способом главный герой старался уберечься от душевной боли и страданий при потере дорогих ему существ.
Серальки
На Руси девушек, используемых дворянами в качестве сексуальных рабынь, называли серальками. Такое наименование произошло от французского слова «сераль», которым европейцы обозначали восточные гаремы.
В серали помещиков русские красавицы попадали против своей воли, лишь по прихоти хозяина. Каждый «уважающий» себя дворянин XVIII-XIX веков считал неотъемлемым атрибутом своей благородный усадьбы гарем из крепостных девок.
Самым «любвеобильным» аристократом в истории страны считался Виктор Страшинский, который владел 500 «серальками». Он был настоящим чудовищем, которому чужды нормы морали и человечность.
Положение девушек в гаремах было незавидным. Андрей Заболоцкий-Десятовский, занимавшийся от лица государства сбором информации о жизни крепостных крестьян, в своих отчётах отмечал, что помещики не видели ничего предосудительного в своих развратных и насильственных действиях: «Иной помещик заставляет удовлетворять свои скотские побуждения просто силой власти, и, не видя предела, доходит до неистовства, насилуя малолетних детей…».
Домогательства помещиков были столь обычным делом, что некоторые историки выделили их в отдельную категорию повинности под названием «барщина для женщин». Смирившись с подобным раскладом, крепостные оправдывали сексуальные извращения господ принципом: «Должна идти, коли раба».
Насилие над женщинами носило систематический характер. Чаще всего вечером, когда закабалённые жители поместья возвращались с полевых работ, барский слуга подходил к тому или иному двору, в зависимости от «очереди», и уводил дочь или сноху крестьянина к хозяину для плотских ночных утех.
Довольно часто помещики, которые благополучно проживали в городах или даже за границей, периодически наведывались в свои имения исключительно с одной целью – ублажить свои сексуальные желания.
В этом случае все повзрослевшие за время отсутствия барина девочки вносились управляющим в специальный список, а потом по одной, а иногда сразу группой, доставлялись в барскую спальню для гнусных дел.
Насильное растление бесправных крестьянок фактически не считалось преступлением, лишь единичные помещики бывали привлечены к ответственности, совсем не соответствовавшей тяжести их противоправных деяний.
Проблематика рассказа
В рассказе через отношение к смерти утверждается идеал простой, естественной жизни человека и природы.
Развёрнутую интерпретацию своего произведения автор дал в письме к А. А. Толстой сам писатель:
| Моя мысль была: три существа умерли — барыня, мужик и дерево. — Барыня жалка и гадка, потому что лгала всю жизнь и лжёт перед смертью. Христианство, как она его понимает, не решает для неё вопроса жизни и смерти. Зачем умирать, когда хочется жить? В обещания будущие христианства она верит воображением и умом, а все существо её становится на дыбы, и другого успокоенья (кроме ложнохристианского) нету,— а место занято. — Она гадка и жалка. Мужик умирает спокойно, именно потому, что он не христианин. Его религия другая, хотя он по обычаю и исполнял христианские обряды; его религия — природа, с которой он жил. Он сам рубил деревья, сеял рожь и косил её, убивал баранов, и рожались у него бараны, и дети рожались, и старики умирали, и он знает твердо этот закон, от которого он никогда не отворачивался, как барыня, и прямо, просто смотрел ему в глаза. …Дерево умирает спокойно, честно и красиво. Красиво — потому что не лжёт, не ломается, не боится, не жалеет». |
Предисловие к электронному изданию
Настоящее издание представляет собой электронную версию 90-томного собрания сочинений Льва Николаевича Толстого, вышедшего в свет в 1928—1958 гг. Это уникальное академическое издание, самое полное собрание наследия Л. Н. Толстого, давно стало библиографической редкостью. В 2006 году музей-усадьба «Ясная Поляна» в сотрудничестве с Российской государственной библиотекой и при поддержке фонда Э. Меллона и координации Британского совета осуществили сканирование всех 90 томов издания. Однако для того чтобы пользоваться всеми преимуществами электронной версии (чтение на современных устройствах, возможность работы с текстом), предстояло еще распознать более 46 000 страниц. Для этого Государственный музей Л. Н. Толстого, музей-усадьба «Ясная Поляна» вместе с партнером – компанией ABBYY, открыли проект «Весь Толстой в один клик». На сайте readingtolstoy.ru к проекту присоединились более трех тысяч волонтеров, которые с помощью программы ABBYY FineReader распознавали текст и исправляли ошибки. Буквально за десять дней прошел первый этап сверки, еще за два месяца – второй. После третьего этапа корректуры тома и отдельные произведения публикуются в электронном виде на сайте tolstoy.ru.
В издании сохраняется орфография и пунктуация печатной версии 90-томного собрания сочинений Л. Н. Толстого.
Руководитель проекта «Весь Толстой в один клик»
Фекла Толстая
Перепечатка разрешается безвозмездно.
–
Reproduction libre pour tous les pays.
Л. Н. ТОЛСТОЙ
1860 г.
Размер подлинника
История
Толстой начал писать рассказ (под первоначальным названием «Смерть») в январе 1858 года и закончил его через несколько дней. Рассказ был напечатан в журнале «Библиотека для чтения» (1859, № 1).
Заключительная часть произведения, смерть дерева, была понята далеко не всеми читателями. Тургенев писал в письме Толстому из Петербурга 11 февраля 1859 года: «Три смерти» здесь вообще понравились, но конец находят странным и даже не совсем понимают связь его с двумя предыдущими смертями, а те, которые понимают, недовольны».
В печати появились рецензии на рассказ А. Григорьева (журнал «Время», 1862, № 9) и Д. И. Писарева (журнал «Рассвет», 1859, № 12).
