Принцип коллажа в организации текста
«Пена дней» — грустный роман против косности и стереотипов. Многочисленные лингвистические эксперименты, непереводимая языковая игра окказионализмов, чудеса технической мысли, изящно описанные в словах (чего стоит один «серцедер»), указывают на то, что произведение можно отнести к футуризму (это?). Однако порой в это трудно поверить, так как каждая глава – отсылка к жанру или к автору.
Например, первая сцена – пародия на викторианский роман а-ля Оскар Уайльд. Стиль Виана – реди-мейд, коллаж фрагментов из других авторских стилей. Отчасти произведение можно назвать и сюрреалистическим (влияние Фрейда и Бретона очевидно), ведь люди-зомби, кувшинка в груди и другие детали послужили бы блестящими сюжетами для Сальвадора Дали.
Сюжет романа
Это очень грустная книга о любви и она шикарно правдива. Тот самый случай, когда ты беззвучно кричишь «Почему все так случилось?» и никто не может дать ответ. Все что остается — ворошить в памяти увядшие цветы ярких воспоминаний, постепенно превращающиеся в пену. Пену дней, которые мы живем.
Главные книги в нашей жизни заставляют думать и чувствовать. Дают шанс почувствовать себя все еще живыми людьми, несмотря на то, что мир вокруг нас стремительно заставляет нас делать противоположные вещи. В книге есть великолепный диалог Колена и Хлои (главных героев) о том, почему люди работают, вместо того, чтобы отдыхать, танцевать и наслаждаться жизнью. Обязательно прочтите его и не раз, если возьметесь за этот роман. Возможно, вас посетит одно из тех откровений, которые приходили, пока книга была в моих руках.
Спустя некоторое время, после начала чтения Виана, начал воспринимать небольшие главы «Пены Дней», как некие метафоры — короткие, насыщенные, яркие. Дающие обильную пищу для работы бессознательного. Вся эта история — одна большая сказка и гигантский сюр, цель которого вытряхнуть из вас занудного рационалиста и дать ему болючего пинка. Это вынужденная мера, предпринятая с целью открыть вашей душе дорогу в финал произведения. которое, возможно, заставит искать жилетку после прожитого катарсиса. Арт-терапия в чистом виде.
Странное дело, пока пишу эти строки, вспомнился роман Стендаля «Красное и Черное». Михаил Веллер как-то сказал, что это самый главный роман о любви, из всех когда-либо написанных. Помню, что когда прочел, а это случилось всего пару лет назад, я не был столь потрясен, как сейчас. Да, книга достойная, но вряд ли заставила сопереживать главному герою, так, как это случилось в «Пене Дней».
Фильм Пена дней
В последнее время я редко пишу рецензии, но здесь никак не могу остаться в стороне. Во-первых, потому что слышу со всех сторон множество полярных мнений, а во-вторых, потому что это вызов. Да, представьте себе, что-то еще в этом мире способно бросить мне вызов. Вызов, потому что, посмотрев это кино, не хочется не писать ни строчки, настолько сильно оно действует. Сначала я подумал, что это первое впечатление, но посмотрев ленту Мишеля Гондри во второй раз, убедился в этом окончательно. Главное, что хочется во время просмотра, это срочно выгнать всех из зала, остаться одному и поглощать, поглощать, поглощать. Ты себя чувствуешь голым и беззащитным, а все смотрят на тебя и реагируют по-разному. На экране словно бы разбирают тебя по косточкам. Я – это Хлоя, я – это Колен, я – это Шик, я – это Ализа. И мне очень нужен такой Николя, такая Изида, которых можно забрать с собой в необитаемую пещеру и никогда не отпускать. Вот, что я чувствовал, и еще ощущал, что мир, живущий в голове великолепного Мишеля Гондри настолько мой, что хочется навсегда в нем остаться, как хотелось раствориться в свое время в эстетике Жене и Клапиша. Да, мы взрослеем, а восприятие не только не меняется, а словно молодеет и превращается в ту самую детскую фотографию Ксавье из «Испанки», который спустя десятилетие примерил на себя щегольские наряды Колена. Превращающегося из юного повесы в счастливого влюбленного, а затем всеми силами и средствами старающегося защитить и спасти свою любовь. Почему жизнь так жестоко обращается с ним и Хлоей? Потому что она жизнь. Шик и Ализа из-за наркоманского увлечения Шика Партром также не будут счастливы. Они могли бы немного, хотя бы чуть-чуть изменить себя, чтобы обрести его. Но «меняются вещи, а не люди». И это никак нельзя изменить.
На мой взгляд, актерские работы в фильме просто великолепные. Сыгранные и такие родные Одри Тоту, Ромен Дюрис, Гад Элмале и органично примкнувший к ним Омар Си – такие любимые и такие хорошие в ленте, словно твои самые близкие друзья, устраивающие праздник в честь дня рождения. Аиша Маига и Шарлотта ле Бон очаровательны до умиления. И музыка: Дюк Эллингтон, Вудкид, саундтрек Этьена Шарри — просто восхитительна. По сути прекрасно всё. И да, кино я люблю гораздо сильнее, чем книгу Виана. Наверное, из-за отсутствия воображения. Мое воображение – это воображение Гондри. Безусловно и окончательно.
Еще хочу упомянуть о задумке Гондри и предостеречь вас от неправильного восприятия фильма: необходимо выбирать для просмотра только очень хорошо освещенные экраны. Цвет, столь яркий вначале, постепенно уходит из изображения и из жизни героев, и вы рискуете в последней части наблюдать лишь смутные силуэты, чего Мишель бы очень не хотел. Так что выбирайте кинотеатры поновее.
Что касается, смотреть ли его с субтитрами или в дубляже, не знаю, что посоветовать: Сережа Козин сделал очень хороший русский текст, опираясь на канонический перевод Лилианы Лунгиной. И не удивляйтесь, что Шика зовут то Шиком, то Чиком: это на американский манер и преклонение перед английским языком, так и должно быть.
В общем, это невероятное кино, в котором хочется жить, умирать и снова рождаться, или просто поставить его на нон-стоп. И никогда не выходить из кинозала.
II
– Паштет с угрем просто изумителен, – сказал Шик. – Кто надоумил тебя заказать такое блюдо?
– Идея принадлежит Николя, – сказал Колец. – У нас тут есть, вернее, был угорь, который каждый день появлялся в умывальнике, выползая из крана.
– Забавно! – сказал Шик. – С чего бы это?
– Он дотягивался до зубной пасты и пожирал ее, нажимая зубами на тюбик. Николя пользуется исключительно американской ананасной пастой, и угрю, видимо, она пришлась по вкусу.
– А как он его поймал? – поинтересовался Шик.
– Вместо тюбика с пастой он положил настоящий ананас. Когда угорь лакомился пастой, он ее легко заглатывал и беспрепятственно уползал назад, а тут вышло иначе: чем энергичней он втягивал голову в кран, тем глубже его зубы вонзались в ананас. Николя…
Колен осекся и замолчал.
– Что Николя? – спросил Шик.
– Не решаюсь сказать, боюсь отбить у тебя аппетит.
– Говори, я уже почти все съел.
– Тогда Николя вошел в ванную и бритвой отсек ему голову. Потом открыл кран, и угорь оказался в умывальнике.
– И все? – сказал Шик. – Положи мне еще паштета. Надеюсь, в водопроводной трубе живет и его многочисленное семейство.
– Николя положил на умывальник тюбик с малиновой пастой, так что посмотрим… Послушай, кто эта Ализа, о которой ты с ним говорил?..
– Я как раз о ней думал. Впервые я увидел ее на лекции Жан-Соля. Мы случайно оказались рядом – оба лежали ничком под кафедрой, там мы и познакомилась.
– Какая она? – спросил Колен.
– Я не мастер описывать, – ответил Шик. – Она прелестна…
– А!..
Вошел Николя, неся блюдо с индейкой.
– Садитесь с нами, Николя, – сказал Колен. – Ведь в конце концов, как справедливо заметил Шик, вы почти член нашей семьи.
– Если месье не возражает, я сперва займусь мышами, – ответил Николя. – Я скоро приду. Индейка нарезана… Вот соус…
– Обрати на него внимание, – сказал Колен. – Это сметанный соус из манго и можжевельника, им заполняют мешочки, сшитые из тонко отбитого телячьего филе. Ты на них нажимаешь, и соус течет струйками
– Нет слов! – воскликнул Шик.
– Не можешь ли ты мне сказать, хотя бы в самых общих чертах, как ты с ней познакомился?.. – продолжал свое Колен.
– Право, не знаю… Я ее спросил, любит ли она Жан-Соля Партра, она ответила, что собирает все, что он пишет… Тогда я ей сказал: «Я тоже…» И всякий раз, когда я ей что-нибудь говорил, она отвечала: «Я тоже…» и vice versa. В конце концов, только для того, чтобы поставить экзистенциальный опыт, я сказал: «Я вас люблю», – а она в ответ воскликнула: «О!..»
– Опыт не удался, – заметил Колен.
– Да, – согласился Шик, – но она все же не ушла. Тогда я сказал: «Мне в эту сторону», – а она ответила: «А мне – нет», и добавила: «Мне в ту».
– Невероятно!
– Тогда я сказал: «И мне тоже в ту». И стал ходить за ней по пятам повсюду, куда бы она ни шла.
– И чем же это кончилось?
– Ну… Просто пришло время ложиться в постель…
Колен поперхнулся, и, чтобы прийти в себя, ему пришлось выпить пол-литра бургундского.
– Завтра мы с ней идем на каток. Завтра воскресенье… Пойдешь с нами? Мы решили идти утром, когда там не так много народа
Я, правда, немного стесняюсь, потому что катаюсь неважно, но зато мы сумеем поговорить о Партре
– Хорошо, – пообещал Колен. – Я пойду с Николя… Может, у него есть еще племянницы…
Татьяна Ларина
})
})
Татьяна Ларина. Объяснение с Онегиным в Санкт-Петербурге
Девушка из дворянской семьи, живущая в провинции:
Семья небогатая:
Татьяна – старшая дочь. Автор называет ее не слишком красивой:
В детстве очень отличалась от сверстниц и поведением:
В юности мечтательна и задумчива:
Любит слушать народные«страшилки», читать любовные романы и встречать рассвет:
Она остро чувствует свою непохожесть:
Девушка довольно умна, хоть и своенравна:
У Татьяны очень развита интуиция, вплоть до того, что ей снятся вещие сны:
Романтичная и восторженная, в Онегина влюбилась с первого взгляда лишь потому что:
Письмо ее к Евгению написано по-французски, в весьма экзальтированном тоне, с высокопарными «книжными» оборотами:
Фактически она пишет не живому человеку, а придуманному образу, и в глубине души это сама понимает:
Следует, однако, отдать должное, ее смелости. Она пишет, несмотря на то что ей бесконечно страшно:
Со временем выясняется, что любовь, которую испытывает Татьяна к Евгению, не легкая, быстро проходящая влюбленность:
Она не просто лелеет в душе несчастную любовь, но пытается разобраться в характере Онегина, приходит в его покинутый деревенский дом, читает его книги:
«Потом за книги принялася»
К ней сватаются, однако все женихи получают отказ:
На семейном совете решено ехать в Москву, на «ярманку невест», но Татьяна и там остается равнодушной к светской жизни:
Далеко не всем и она сама кажется привлекательной невестой:
Девушка совсем не стремится к всеобщему вниманию, однако ее замечают:
Замуж она выходит по настоянию семьи, без любви, за человека, который ей не слишком нравится:
Со времени замужества светские манеры и без того замкнутой Татьяны приобретают оттенок ровной ко всем приветливости, за которую невозможно заглянуть:
Не участвующая ни в каких интригах, не соревнующаяся ни с кем, Татьяна вызывает уважение общества, ею очень гордится муж:
За время, прошедшее со времени первой встречи с Онегиным, Татьяна научилась, по его совету, владеть собой:
Ее истинные чувства проявятся лишь в финальной сцене, когда она, страдая, выскажет Онегину наболевшее, упрекая его за прошлое и указывая ему на настоящие мотивы его нынешнего чувства к ней:
Теперь уже она проявляет благородство характера. Признавая, что продолжает любить Онегина, Татьяна напоминает и ему, и себе, что она должна хранить верность мужу:
Маленькое черное платьице
Год рождения: Рисунок платья впервые появился в журнале Vogue в мае 1926 года.
Что это за платьице такое: Разновидность коктейльного или вечернего платья чёрного цвета длиной до колен. Можно надеть не только днём на работу, но и на торжественный приём, дополнив платье подходящими аксессуарами. Классикой от Шанель считается маленькое черное платье с ниткой жемчуга, как искусственного, так и натурального. Платье призвано не затмевать красоту хозяйки, а лишь подчеркивать её, быть её фоном.
Главные достоинства:
— одинаково элегантно смотрится на женщинах любого возраста и достатка;
— универсальность — подходит на все случаи жизни.
Классический вариант: Платье прикрывало колени, его отличали простой полукруглый вырез, длинные узкие рукава, отсутствие пуговиц и разных излишеств. К платью — элегантные туфли-лодочки. Носок должен быть закрыт. Черные чулки или колготки.
Везде пишут, что длина платья была такой, потому что Коко Шанель считала колени самой непривлекательной частью женского тела. Ну не знаю … Знаю, что Коко не нравились её собственные колени, а про колени всех женщин …
Неоклассический вариант: Допускаются более короткий подол, различные типы воротников, использование кружев, оборок и других декоративных элементов.
О чем книга?
Что касается содержания, для его понимания необходимо кое-что прояснить. В романе нет портретных описаний, все персонажи в той или иной степени карикатурны и схематичны. Хлоя, например, мало говорит и практически ничего не делает, ее роль заключается в том, чтобы быть возлюбленной Колена, ведь «Пена дней» — это история его эволюции. Инфантильный, изнеженный юноша под действием любви и обстоятельств превращается во взрослого, ответственного мужчину, ведь принимает на себя заботу о Хлое. Первая часть романа напоминает Дисней Ленд (особенно говорящие мыши): все красочно, богато, беззаботно и здорово. Виан идеализирует детское сознание героев, не ведающих тягот и пороков взрослого мира.
Как только Колен разбивает окно в машине, реальность и иллюзии смешиваются, оттого вторая часть романа такая мрачная и безысходная. Колен становится стариком в 29 лет, рутина его убивает. Он вынужден выращивать оружие (символ антигуманности войны), чтобы покупать для больной Хлои цветы, которые могут ее вылечить. На них он и растратил все свое состояние. Взаимопроникновение сказки и реальности рождает контраст, который герои вынуждены преодолевать и примирять в себе. Однако в финале становится ясно, что ничего не вышло: Колен сходит с ума, Хлоя умирает, мышка заканчивает жизнь самоубийством. Подробнее о содержании «Пены дней»
Кому посвящен роман?
Ответ на этот вопрос тоже отразился на содержании. Борис Виан очень любил свою жену Мишель, но она, устав от постоянного безденежья, ушла от него к Сартру (известному теоретику экзистенциализма). Тогда он написал об этой несчастной любви, но так нежно и трогательно, как будто в жизни и речи не было о расставании.
Друг семьи, который сыграл в ней роковую роль, был представлен, как Жан-Соль Партр. Это карикатурный образ, изображающий медийную персону на гребне волны славы, окруженную сошедшими с ума фанатами его творчества. Они продавали все и предавали всех, лишь бы получить очередную новую книгу Партра. Таковым был и Мишель, который пренебрег любовью, бросил работу и забыл друзей в погоне за кумиром.
II
– Паштет с угрем просто изумителен, – сказал Шик. – Кто надоумил тебя заказать такое блюдо?
– Идея принадлежит Николя, – сказал Колец. – У нас тут есть, вернее, был угорь, который каждый день появлялся в умывальнике, выползая из крана.
– Забавно! – сказал Шик. – С чего бы это?
– Он дотягивался до зубной пасты и пожирал ее, нажимая зубами на тюбик. Николя пользуется исключительно американской ананасной пастой, и угрю, видимо, она пришлась по вкусу.
– А как он его поймал? – поинтересовался Шик.
– Вместо тюбика с пастой он положил настоящий ананас. Когда угорь лакомился пастой, он ее легко заглатывал и беспрепятственно уползал назад, а тут вышло иначе: чем энергичней он втягивал голову в кран, тем глубже его зубы вонзались в ананас. Николя…
Колен осекся и замолчал.
– Что Николя? – спросил Шик.
– Не решаюсь сказать, боюсь отбить у тебя аппетит.
– Говори, я уже почти все съел.
– Тогда Николя вошел в ванную и бритвой отсек ему голову. Потом открыл кран, и угорь оказался в умывальнике.
– И все? – сказал Шик. – Положи мне еще паштета. Надеюсь, в водопроводной трубе живет и его многочисленное семейство.
– Николя положил на умывальник тюбик с малиновой пастой, так что посмотрим… Послушай, кто эта Ализа, о которой ты с ним говорил?..
– Я как раз о ней думал. Впервые я увидел ее на лекции Жан-Соля. Мы случайно оказались рядом – оба лежали ничком под кафедрой, там мы и познакомилась.
– Какая она? – спросил Колен.
– Я не мастер описывать, – ответил Шик. – Она прелестна…
– А!..
Вошел Николя, неся блюдо с индейкой.
– Садитесь с нами, Николя, – сказал Колен. – Ведь в конце концов, как справедливо заметил Шик, вы почти член нашей семьи.
– Если месье не возражает, я сперва займусь мышами, – ответил Николя. – Я скоро приду. Индейка нарезана… Вот соус…
– Обрати на него внимание, – сказал Колен. – Это сметанный соус из манго и можжевельника, им заполняют мешочки, сшитые из тонко отбитого телячьего филе
Ты на них нажимаешь, и соус течет струйками.
– Нет слов! – воскликнул Шик.
– Не можешь ли ты мне сказать, хотя бы в самых общих чертах, как ты с ней познакомился?.. – продолжал свое Колен.
– Право, не знаю… Я ее спросил, любит ли она Жан-Соля Партра, она ответила, что собирает все, что он пишет… Тогда я ей сказал: «Я тоже…» И всякий раз, когда я ей что-нибудь говорил, она отвечала: «Я тоже…» и vice versa. В конце концов, только для того, чтобы поставить экзистенциальный опыт, я сказал: «Я вас люблю», – а она в ответ воскликнула: «О!..»
– Опыт не удался, – заметил Колен.
– Да, – согласился Шик, – но она все же не ушла. Тогда я сказал: «Мне в эту сторону», – а она ответила: «А мне – нет», и добавила: «Мне в ту».
– Невероятно!
– Тогда я сказал: «И мне тоже в ту». И стал ходить за ней по пятам повсюду, куда бы она ни шла.
– И чем же это кончилось?
– Ну… Просто пришло время ложиться в постель…
Колен поперхнулся, и, чтобы прийти в себя, ему пришлось выпить пол-литра бургундского.
– Завтра мы с ней идем на каток. Завтра воскресенье… Пойдешь с нами? Мы решили идти утром, когда там не так много народа
Я, правда, немного стесняюсь, потому что катаюсь неважно, но зато мы сумеем поговорить о Партре
– Хорошо, – пообещал Колен. – Я пойду с Николя… Может, у него есть еще племянницы…
Принцип коллажа в организации текста
«Пена дней» — грустный роман против косности и стереотипов. Многочисленные лингвистические эксперименты, непереводимая языковая игра окказионализмов, чудеса технической мысли, изящно описанные в словах (чего стоит один «серцедер»), указывают на то, что произведение можно отнести к футуризму (это?). Однако порой в это трудно поверить, так как каждая глава – отсылка к жанру или к автору.
Например, первая сцена – пародия на викторианский роман а-ля Оскар Уайльд. Стиль Виана – реди-мейд, коллаж фрагментов из других авторских стилей. Отчасти произведение можно назвать и сюрреалистическим (влияние Фрейда и Бретона очевидно), ведь люди-зомби, кувшинка в груди и другие детали послужили бы блестящими сюжетами для Сальвадора Дали.
Музыкальные аллюзии
В романе действует принцип джазовой импровизации (1.1 – мажорное, 2.1 — минорное). Джаз для автора – состояние души, ирония, динамика, поэтому действие в «Пене дней» сопровождается и характеризуется музыкой. В начале все вокруг играет и звучит. Музыки становится меньше по мере угасания Хлои. Тогда же Колен продает самое святое для самого автора – пластинки (он обладал блестящей коллекцией). Музыка, которая показывает читателю настроение героев, становится альтернативным способом восприятия художественного действия.
Песня, которая постоянно звучит в книге, Хлоя» Дюка Эллингтона – наилучший «медляк» того времени. Под него сам автор танцевал со своей женой. Песня была выпущена в 1940 году. Она соотносится с образом главной героини. Пластинку выбирают для встреч, свадьбы, танца и даже похорон. Каждый раз она обыгрывается по-разному. Другие звуки тоже играют важную роль: шум города, гул камня, аудиозаписи лекции Партра и т.д.
Исполнитель Дюк Эллингтон был кумиром Виана, который тоже играл джаз. Как-то раз писатель даже использовал сына, чтобы взять у музыканта автограф: он прикрывался малышом, чтобы его быстрее пропустили.
У самого Бориса Виана тоже были пластинки: «Допустимые», «Недопустимые», «Допустимые и недопустимые». Интересно? Сохрани у себя на стенке!
Принцип коллажа в организации текста
«Пена дней» — грустный роман против косности и стереотипов. Многочисленные лингвистические эксперименты, непереводимая языковая игра окказионализмов, чудеса технической мысли, изящно описанные в словах (чего стоит один «серцедер»), указывают на то, что произведение можно отнести к футуризму (это?). Однако порой в это трудно поверить, так как каждая глава – отсылка к жанру или к автору.
Например, первая сцена – пародия на викторианский роман а-ля Оскар Уайльд. Стиль Виана – реди-мейд, коллаж фрагментов из других авторских стилей. Отчасти произведение можно назвать и сюрреалистическим (влияние Фрейда и Бретона очевидно), ведь люди-зомби, кувшинка в груди и другие детали послужили бы блестящими сюжетами для Сальвадора Дали.
Тест на определение стиля в одежде
Не знаете свой СТИЛЬ В ОДЕЖДЕ?
Пройдите бесплатный ТЕСТ!
ПРОЙТИ ТЕСТ
Быть все время инновационным невозможно. Я хочу создавать классику!
Мода — всегда отражение эпохи, но если это глупая мода, о ней забывают.
Мода, как и архитектура, — вопрос пропорций.
Моду нельзя называть модой, если ее не носят на улице.
Я люблю, когда мода выходит на улицу, но не допускаю, чтобы она приходила оттуда.
У моды две цели: удобство и любовь. А красота возникает, когда мода добивается этих целей.
Моды больше не существует. Ее создают для нескольких сотен людей.
Мода, которую можно увидеть только в гостиных, это не мода, а костюмированный бал.
Люди увлекаются не модой, а теми немногими, кто ее создает.
Прежде всего это стиль. Мода выходит из моды. Стиль – никогда!
Остерегайтесь оригинальности; в женской моде оригинальность может привести к маскараду.
Так называемый хороший вкус губит некоторые истинные достоинства человека- например, вкус вообще.
Платье — не одеяло. Оно создается для того, чтобы его носили. Оно держится на плечах. Платье должно висеть на плечах.
Сначала сшейте платье, а потом уж подбирайте отделку.
Красивое платье может красиво выглядеть на вешалке, но это ничего не значит. О платье надо судить, когда оно на женщине, когда женщина двигает руками, ногами, изгибает талию.
Ничто так не старит женщину, как слишком богатый костюм.
Удобство принимает определенные формы. Любовь обретает определенные цвета. Юбка создана для того, чтобы можно было класть ногу на ногу, а пройма — для того, чтобы можно было скрестить руки на груди.
Если вас поразила красотой какая-нибудь женщина, но вы не можете вспомнить, во что она была одета, — значит, она была одета идеально.
Элегантная женщина должна ходить на рынок, чтобы над ней не смеялись домохозяйки. Те, кто в подобных случаях смеется, всегда правы…
Главное в женщине — не одежда, а милые манеры, рассудительность и строгий режим дня.
Главное для женщины — постоянно работать. Только работа дает бодрость духа, а дух, в свою очередь, заботится об участи тела.
Женщины, как правило, гораздо тщательнее выбирают для себя ночную рубашку, чем мужа.
Драгоценности — это целая наука! Красота — это грозное оружие! Скромность — это верх элегантности!
Как правильно сказано… Невозможно носить много настоящих драгоценностей, если вокруг не оказывается женщин, увешанных поддельными.
Скромность и роскошь — две сестры.
Роскошь — это необходимость, которая начинается там, где заканчивается необходимость.
Руки – визитная карточка девушки; Шея – её паспорт; Грудь – загранпаспорт.
Женщина должна быть женственна и спортивна и никогда «не дурманить себя пустыми разговорами». Она должна знать, зачем и куда ей надо идти, какова цель каждого жеста и взгляда. Надо сохранять собственную неповторимость: в движениях, мыслях, поступках. Уметь противостоять даже требованиям моды.
Отправляться спать после полуночи — значит не щадить самих себя. Лично меня после двенадцати часов вообще ничто не интересует.
В двадцать лет у вас лицо, которое дала вам природа; в тридцать лет у вас лицо, которое вылепила вам жизнь; а в пятьдесят у вас лицо, которого вы заслуживаете.
К безобразию ещё можно привыкнуть, к неряшеству — никогда!
Чтобы быть незаменимой, нужно все время меняться.
Есть люди у которых есть деньги, и есть богатые люди.
Живое не может быть уродливым.
Так вот что такое слава: одиночество.
Глава 2
Вторая глава повести начинается с уборной Анны Федотовны. Три девушки прислуживают бабушке Томского. Старая графиня сидит перед зеркалом. У окна рукодельничает её воспитанница Лиза. Прибывает Поль и просит позволения представить одного из своих приятелей.
Лизавета Ивановна осторожно интересуется, кого именно хочет познакомить с бабушкой Томский. Она надеется, что это будет Германн, но её надежды не оправдываются
Бедная воспитанница графини мечтает встретить человека, который избавит её от ненавистного положения. Девушка больше всего на свете хочет поскорее покинуть дом капризной опекунши, замучившей её своими бесконечными упрёками и переменчивыми просьбами. По этой причине Лизу заинтересовал Германн, самостоятельный, сильный, настойчивый и привлекательный молодой офицер, которого, в свою очередь, не отпускает навязчивая идея — узнать тайну трёх карт. Одержимый этими мыслями Герман бродит по улицам и сам не замечает, как оказывается у дома графини. Воспитанница графини, оставшись одна, в задумчивости стоит у окна и видит Германна. Он ловит на себе смущенный взгляд Лизы. В голове расчётливого мужчины рождается план авантюры: подобраться к старой графине, расположив к себе её неопытную и наивную воспитанницу.
Фильм Мишеля Гондри 2013 года
Если не хотите читать — посмотрите одноименный фильм, который выпустил в 2013 году режиссер Мишель Гондри. В главных ролях играют Ромен Дюрис и Одри Тату. Фильм снят близко к книге, и по настроению весьма точен, хотя и допускает некоторые вольности в прочтении и трактовке Бориса Виана. Картина отсмотрена мною сразу после прочтения романа. И только усилила впечатления, которых была масса после того, как я закончил читать «Пену Дней».
Но все-таки, я бы посоветовал сначала прочитать, и лишь потом смотреть. Кино закончит собирать кусочки пазла в голове, которые могут до конца не собраться после книги.
На мой взгляд, книга «зайдет» далеко не всем. Ближе всего она подберется к тем людям, кому знакомо чувство потери близкого человека, которого любишь и теряешь навсегда. Так часто бывает — сопереживаем лишь тогда, когда сталкиваемся с тем, что сами прожили и прочувствовали. В конце концов, кто там из великих говорил, что «человек жил лишь тогда, когда он знал, что такое страсть»? А какая страсть может быть и какая жизнь, если большинство из людей вокруг живет словно в вязком сне, исполняя написанный не ими сценарий? Достаточно понаблюдать за счастливыми лицами окружающих в обычной жизни, и все встает на свои места.
Люди не меняются, меняются вещи вокруг людей
По сути, произведение можно читать, как роман о любви. Можно попробовать анализировать с точки зрения противостояния материального мира и мира духа. Можно оценить бессмысленность и бесполезность существования социальных институтов (церковь, полиция, медицина) через призму фатализма, учитывая, что роман написан сразу после окончания Второй Мировой. Вы, как читатели, вольны трактовать произведение, как угодно. Одно остается точным — книга, в отличие от моего текста, вряд ли оставит вас равнодушным. И это главное.
Текст — читающий Дмитрий Пелин (с) проект «На Грани».
